Акихиро Такахаши было 14 лет, когда американцы произвели атомную бомбардировку Хиросимы. Он и другие ученики из его старшей школы ждали утреннего сбора, находясь в 1,4 км. от эпицентра. В последствии г-н Акихиро полтора года был под наблюдением врачей. И до сих пор черный ноготь, растущей на руке, напоминает ему о той бомбардировке и об осколке стекла, впившемся ему в руку.
Мы собирались на территории разрушенной Хиросимской Муниципальной Старшей Школы. Ее положение тогда не сильно отличалось от нынешнего. Мы выстраивались в шеренгу, когда увидели приближающийся и пролетающий над нами B-29. Все смотрели вверх и показывали на самолет пальцем. Затем вышедший из здания школы учитель через старост скомандовал лечь на землю. Мы лежали на земле, и наши взгляды были направлены в небо. В этот момент произошел взрыв. Поднялся невероятный шум, а затем наступила темнота. Я не мог ничего видеть. Мы были буквально снесены ударной волной. Я не мог понять ничего, пока не прошла темнота. Я был откинут ударной волной на 10 метров. Мои друзья лежали тут же, рядом, снесенные этой же волной. Вокруг нас, на сколько хватало глаз, все было разрушено и уничтожено. Я почувствовал, что Хиросима исчезла с лица земли за какое-то мгновенье. Затем я осмотрел себя, и увидел, что моя одежда превратилась в лохмотья от высокой температуры. Весь мой затылок, спина, обе руки и ноги были обожжены. Моя кожа оплавилась и свисала. Автоматически я пошел на запад, так как в этом направлении находился мой дом. Спустя некоторое время я услышал, как кто-то зовет меня по имени. Я посмотрел по сторонам, и увидел своего приятеля, с которым мы учились в одной школе. Его звали Ямамото (Yamamoto). Он был ужасно обожжен, так же как и я. Мы шли к реке, видя по пути сотни и сотни жертв. Мы видели мужчину, на верхней части тела которого не было кожи, видели женщину, глаза которой высохли от такой температуры, а ее маленький ребенок истекал кровью. Мать и ее ребенок лежали, и на них не было кожи. Мы медленно ползли к реке. Начался пожар, и лишь по счастливой случайности мы остались живы. Если бы мы задержались хоть на секунду, мы погибли бы в огне. Огонь поднимался в небо на 4-5 метров. Там был маленький деревянный мостик, который не был разрушен взрывом. Я перешел на другую сторону реки по этому мосту. Ямамото со мной больше не было, он потерялся. Я помню, что перешел через мост один, и там, на другой стороне, трижды окунулся в воду. Ожоги были ужасающими. Я чувствовал, как мое тело горит, поэтому холодная вода реки показалась мне самым дорогим сокровищем мира. Затем, я вышел из реки и побрел по железнодорожным путям в сторону своего дома. По пути встретился с еще одним знакомым – Токуиро Хатта (Tokujiro Hatta). Я удивился, почему ступни его ног были так сильно сожжены? Ведь невозможно так сильно обжечься на ступнях. Но факт оставался фактом. Даже будучи сам сильно обожженным, я не мог уйти, проигнорировав его. Я предложил ему ползать, используя руки и колени. Затем, я сказал ему идти на пятках и поддерживал его. Мы шли по направлению к моему дому, меняя эти способы передвижения. Когда мы отдыхали, будучи совершенно исчерпанными, я повстречал брата моего дедушки и его жену. Как вы знаете, у нас есть пословица о Будде, встречающем в Аду. Тогдашняя встреча с моими родственниками выглядела точно так же. Они, как Будда, встретили меня, блуждающего в аду.
После этих событий я был под наблюдением полтора года и быстро шел на поправку. Из шестидесяти одноклассников моей школы только десять живы сегодня. Ямамото (Yamamoto) и Хатта (Hatta) вскоре умерли от острой лучевой болезни. Радиация разъедала их тела, убивая моих друзей. Сам я все еще живу на этой земле, перенося последствия бомбы. Я должен постоянно навещать отоларинголога, окулиста, дерматолога и хирурга. Я чувствую себя неловко из-за своего здоровья каждый день. На моих руках ужасные келоидные рубцы. Самая серьезная рана у меня была на правой руке, и этот шрам мне удалили только во время операции в 1954. Эта операция позволила мне немного двигать запястьем. Четыре моих пальца плохо двигаются, а локоть сгибается только на сто двадцать градусов. Мышцы и кость прикреплены друг к другу. На четвертом пальце моей правой руки нет нормального ногтя. Он черный и уродливый. Часть стакана вонзилось мне в палец, и разрушила его основу, по этому он растет черным и не становится нормальным. Так или иначе, уже сорок лет я жив и девять моих одноклассников тоже. Я думаю, нам ни в коем случае нельзя забывать о жертвах. Я живу в этом полном болезней и непонятной боли теле, задумываясь время от времени, а нужна ли мне такая жизнь, и на меня нападает отчаяние. Но каждый раз когда я начинаю так думать, я говорю себе, что раз я остался жив, значит это не просто так, значит я должен выполнить свою миссию до конца, чтобы люди не забывали о тех событиях. Пусть это будет напоминанием будущим поколениям о тех, кто должен был умереть в страданиях. Я считаю, что мой долг, моя миссия – это рассказывать людям о моей жизни, о моем опыте, как здесь, так и за границей.
Ужас войны